Агентство Пинкертона [Сборник] - Лидия Гинзбург

11-го, после переговоров с Желдиным, политредактор подписал «Пинкертона» (там же. [37]).

Но на этом мытарства не закончились. Через неделю печать книги в типографии была приостановлена: «Политконтроль 06-лита остановил печатанье “Пинкертона”. Его вытащили из машины. За полтора месяца это третье запрещенье» (Тетрадь VIII.

1931–1933· [п])·

Роман вышел в свет в начале 1933 года. В середине февраля тираж, распространенный по книжным магазинам, чуть было не был изъят: «Сегодня мне сообщили в Дюдке [ДДК — Дом детской книги]: “Пинкертон”, поступивший в продажу и в значительной мере распроданный, задержан вчера телефонограммой из Книгоцентра» (Тетрадь 18.02.1933–1939. [і]).

В конце концов идеологические проверки прекратились, и книга нашла своего читателя. Об абсурдной истории публикации романа хорошо знали друзья Гинзбург, которым она читала отрывки из «Записных книжек», в том числе и выдержки из хроники издания: «Шварц сказал: “Хорошо, что у вас в «Записных книжках» проходит судьба «Пинкертона». «Пинкертона» то запрещают, то разрешают — попеременно. Создается сюжетный интерес”» (там же). Растянувшаяся почти на год подготовка книги к печати была совершенно абсурдна, при том что целью ее автора было создать текст, соответствующий требованиям советской литературы. В эти годы советский литературный канон еще не сложился, и сложно было понять, что именно является актуальным официальным стилем. Во время прохождения романа по издательским инстанциям был разгромлен РАПП, оппонент ЛЕФа и формалистов, претендовавший на то, чтобы быть истеблишментом и выразителем идеологии власти. Вслед за этим партия объявила о создании социалистического реализма. «Агентство Пинкертона» плохо вписывалось в эту постоянно менявшуюся ситуацию.

Записные книжки Гинзбург 1932 года изобилуют депрессивными размышлениями о судьбе романа. Автор подавлен невозможностью получить профессиональный статус писателя:

«Хороши Толстой-помещик и Шкловский-шофер. Т. е. хорошо, когда вторая профессия не похожа на первую и поэтому служит ей источником опыта и материала. У нас вторая профессия почти всегда пародирует первую. Преподавание литературы в школе — травести науки. Книжки о консервах и дирижаблях — травести писательства» (Тетрадь VIII-2.1932. [24]).

Автор видит себя нереализовавшимся литератором, подрабатывающим написанием брошюр в издательстве «Молодая гвардия». Этот болезненный опыт адаптации в советской литературной ситуации, несомненно, ценен для нее. Даже если роман останется неопубликованным, Гинзбург сможет понять, по каким принципам строится «сочетание творчества с халтурой»: «В конечном счете, лучше, если пропадет теория. Но если пропадет книга, останется, по крайней мере, теория» (Тетрадь VIII. 1931-1933· [37-37а]).

В разгар первой пятилетки творчество строится на компромиссах. Гинзбург постоянно думает о том, как в современной ситуации найти соотношение между халтурой и работой для себя. Она не брезгует литературной поденщиной, стремясь стать профессиональным литератором. «Агентство Пинкертона» не кажется ей халтурой: «<…> это было разрешеньем задания. <…> Здесь условия заданы, и вообще даны те элементы, которые являются искомыми в процессе настоящего творчества. Здесь нужно только что-то сделать с этими элементами — и получится вещь, не своя, но для самого себя интересная. <…> Удовольствие состоит в отыскании правильного соотношения уже существующих элементов» (Тетрадь VIII—2.1932. [4]).

Николай Олейников, с которым Гинзбург дружила в эти годы и который мог участвовать в редактуре романа, считал его добротно сделанным произведением: «“Пинкертон” — опыт умного и остроумного человека. Человека, который умеет сделать то, что хочет сделать. <…> Только это не самый главный <…> внутренний опыт» (там же. [2]). Гинзбург согласна с этой оценкой, однако формально построенное произведение кажется ей неполноценным из-за того, что у него нет связей с исторической действительностью или социально-психологическим опытом. Она осознает, что литература для нее, прежде всего, разговор о реальности:

Мой «Пинкертон» лишен соотнесенности с жизнью. Материалом для него послужили элементы, однажды уже отраженные в документе или в литературе. Документ и литература остались в выделенном состоянии с сохранением своих специфических качеств. Реальность подменена в романе документальностью, а герои делают не более того, что им позволяет жанровый фон. Все призрачно — исторические источники и литература просвечивают при каждом движении (там же. [8–9]).

Роман для юношества помог автору определить свою литературную позицию и отказаться от дальнейших экспериментов с беллетристикой, пишущейся на заказ. Она перестает вдохновляться пафосом «труда со всеми сообща». Эпоха «непрерывок» — «замены рабочей недели пятидневкой», обеспечивающей «безостановочное производство» (Щеглов 1995: 414), ~ стала для нее, как и для многих «попутчиков», «закатом частной жизни», на которую «просто не остается времени», как это сформулировал еще накануне начала первой пятилетки один московский знакомый Вальтера Беньямина (Беньямин 1997: 125). В отличие от Валентина Катаева, воспевшего азарт соцсоревнования в романе «Время, вперед!», и других писателей-производственников Гинзбург хотела говорить как раз о частной сфере, об индивидуальном опыте. Попытка жить интенсивной жизнью строителей нового общества привела ее к тому же разочарованию в реализуемой советской утопии, которое пережил один из героев «Возвращенной молодости» Михаила Зощенко: «Он был в душе горячим и пламенным революционером, пока не пришла революция. И он мечтал о равенстве и братстве, пока не наступило социальное переустройство» (Зощенко 1934: 38). После эпопеи с изданием «Агентства Пинкертона» Гинзбург уже не хотелось «быть полезной в той борьбе, какую ведет наша страна за социализм» (там же: 194). Литература разделилась для нее на тексты, пишущиеся ради денег, и тексты, которые пишутся для себя.

Гинзбург будет искать новые формы реализма. «Я всегда думала, что могу писать только куски» (Тетрадь VIII-2. 1932. [и]), — признавалась она в дневнике после очередного запрета «Агентства Пинкертона». В начале 1930-х годов она обратилась к жанру эссе и повествований. Эти тексты создавались без расчета на публикацию. Вплоть до 1980-х годов они существовали как домашний камерный жанр для узкого круга знакомых. В историю русской литературы Гинзбург вошла как автор «Записных книжек» и эссе, работа над которыми начиналась в эпоху монтажа, документализма и «кусковых рисунков».

ЛИТЕРАТУРА

Бахтерев 1984: Бахтерев И. Когда мы были молодые (невыдуманный рассказ) // Воспоминания о Н. Заболоцком. М., 1984. С. 57–100.

Беньямин 1997: Беньямин В. Московский дневник. М., 1997.

Боровский 2010: Боровский А. Попытка комикса // Русский комикс. М., 2010. С. 249–274.

Бухштаб 1927: Бухштаб Б. Герой подполья: Историческая повесть. М.; Л., 1927.

Бухштаб 1931: Бухштаб Б. На страже: Историческая повесть. М.; Л., 1931.

Гинзбург 1931: Детская литература: Критический сборник. М.; Л., 1931. С. 159–181.

Гинзбург 1932: Гинзбург Л. Агентство Пинкертона. М.; Л.,1932.

Гинзбург 2002: Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002.

Гросс 1926: Гросс Г. Искусство в опасности. М.; Л., 1926.

Гросс 1931: Гросс Г. Альбом рисунков. М.; Л., 1931.

Детская литература 1931: Детская литература: Критический сборник. М.; Л., 1931.

Житков 1939: Житков Б. Что я видел. М., 1939.

Заболоцкий 1984: Воспоминания о Н. Заболоцком. М., 1984.

Зощенко 1934: Зощенко М. Возвращенная молодость. Л., 1934.

Маликова 2006: Маликова М. «Скетч по кошмару Честертона» и культурная ситуация НЭПа // НЛО. 2006. № 78.

Мессер 1983: Мессер Р. Жизнь и книги Льва Канторовича. Л. 1983.

Олейников 1991: Олейников Н. Боевые дни: Рассказы, очерки и приключения. Л., 1991.

Радищев 1931: Радищев Л. Будет война. Л., 1931.

Ракитин 1998: Ракитин В. Николай Михайлович Суетин. М., 1998

Рейтблат 1994: Нат Пинкертон, король сыщиков / Сост. и авт. предисл. А.И. Рейтблат. М.: Панас-Аэро, 1994.

Савицкий 2007: Савицкий С. «Зритель собственной мысли»: о заметке Л. Гинзбург 1922 г. // Varietas et Concordia. Helsinki & Moscow, 2007. C. 444–459.

Савицкий 2010: Савицкий С. Свобода рисунка // Русский комикс. М., 2010. С. 219–228.

Сафонова 1987: Художница Елена Сафонова делает книгу «Река». М., 1987.

Чуковский 1936: Чуковский К. Доктор Айболит. По Гью Лоф-тингу. М., 1936.

Шагинян 1932: Шагинян М. Дневники. 1917–1932. Л., 1932.

Шкловский 1928: Шкловский В. Гамбургский счет. Л., 1928.

Щеглов 1995: Щеглов Ю. Комментарии к роману «Золотой теленок» //И. Ильф, Е. Петров. Золотой теленок. М., 1995. С. 329–605.

Эйхенбаум 1987: Эйхенбаум Б. О литературе. М., 1987.

Юдин 2004: Юдин Л. Дневники. 1921–1937 // Малевич о себе. Современники о Малевиче: Письма. Документы. Воспоминания. Критика: В 2 т. М., 2004. Т. 2. С. 218–254.